Эволюционная конспирология
Jun. 5th, 2015 11:21 pmЭволюционная конспирология - это раздел теоретической конспирологии, который изучает, как и за счёт чего мистер Ложка сменяет мистера Кролика (ещё бы я знал, кто это такие).
"Но возвратимся к основной теме этой главы. Итак, два антагониста: в жизни — Толстой и Горький, в романе — их двойники Левий Матвей и Мастер; два созданных ими образа — Христос в "Четвероевангелии", антихрист с чертами мессии — в горьковской лениниане; наконец, две булгаковские пародии на эти образы — Иешуа и Воланд, ни один из которых, кстати, Москву от "тьмы" не спас. Причем обе эти булгаковские пародии побуждают нас смотреть на исторические личности Ленина и Толстого не только с позиций самого Булгакова, но и глазами Мастера-Горького.
В соответствии с диалектическим законом, все крайности сошлись. И Булгаков особо подчеркивает это схождение казалось бы непримиримых позиций — вспомним, кто дал разрешение Мастеру-Горькому на лживую концовку того, что было так хорошо им начато, — Иешуа. Это уже — не Иешуа, персонаж созданного Мастером и Воландом "романа в романе", а сошедший с его страниц и уже действующий самостоятельно, вне их замысла, чисто уже в рамках собственно булгаковского романа Иисус, передавший в Москву свое "добро" на ложь и трагедию через породившего "козлиный пергамент" Левия Матвея. То есть, в "московской" грани романа, в реалиях уже советской эпохи, образ Льва Толстого должен восприниматься как креатура уже самого Булгакова; иными словами, элементы пародии на видение этой личности Горьким на данный случай уже не распространяются. То есть, Булгаков проводит четкую грань: вот Вам, читатель, восприятие толстовской философии Мастером-Горьким и Сатаной-Лениным, а вот, в "московских" главах, — чисто мое, булгаковское видение.
И если оценивать финал романа с учетом этого, булгаковского видения, то получается, что московская трагедия была предопределена не только и не столько сатанинской сущностью Воланда-Ленина, давшего на своем шабаше волю "звериным инстинктам" народа, но, скорее, безразмерным всепрощенчеством "навеянного нашими юродивенькими и блаженными, которых исстари почитали на Руси за святых" толстовского Иисуса, который оказался как раз "по недугу русского народа". Если исходить из фабулы романа в такой интерпретации, то позицию Булгакова следует расценить так, что оба "зеркала русской революции" — и Толстой, и Горький — отражают под разными углами "недуги" нашего национального менталитета.
"Лишние люди" по-булгаковски? — Возможно, это так... Но следует еще раз подчеркнуть, что Булгаков не опровергает Евангелие от Матфея, не привлекает антихриста к решению российских проблем, в чем его упрекают патриотические издания, а, наоборот, осуждает Горького за пособничество сатанинской Системе, одновременно с этим выражая и свое несогласие с толстовской концепцией "непротивления". Роман "Мастер и Маргарита" — это видение Булгаковым причин нашей национальной трагедии".
"Гипотеза: "Роман "Евгений Онегин" является мениппеей".
Постулат: "Все то в романе, что может быть воспринято как небрежность Пушкина, все противоречия и "нестыковки" являются преднамеренно используемыми им художественными средствами"."
"Исследование структуры мениппеи показало, что это — очень распространенный вид "завершенных высказываний", они имеют формы самых различных жанров, в том числе и бытовых. Если сказать, что поговорка "Прицепился, как банный лист" является типичной мениппеей, то кто-то, возможно, ощутит разочарование ввиду банальности самого высказывания. Чтобы не сложилось такого превратного мнения, забегая вперед скажу, что если в эпическом романе "Война и мир" есть только одна фабула и только один сюжет, то в приведенной мениппее, состоящей всего из четырех слов, содержится три фабулы, несколько автономных сюжетов, несколько уровней композиции, а также результирующий "сверхобраз" высказывания, который, за отсутствием прецедентов, будем именовать "метасюжет"".
"Ведь мениппея — не просто изобретение какого-то автора, возникшая как бы сама по себе, на ровном месте. Как и все три рода литературы, она полностью вписывается в алгоритмы работы нашего мозга, о чем свидетельствует чрезвычайная распространенность бытовых мениппей, их естественность; "подгонка" литературных мениппей под определенные жанровые каноны осуществлялась на протяжении столетий в зависимости не от воли писателей, а от их интуитивного стремления найти приемлемую форму, которая воспринималась бы нашим сознанием как объективная реальность.
Если рассмотреть примеры простейших мениппей, то окажется, что их внутренняя структура может быть даже намного сложнее, чем у "Евгения Онегина" или "Повестей Белкина". Однако эта сложность, носящая структурный характер, вряд ли сказывается на характере нашего восприятия: похоже, она не требует привлечения аппарата рациональной логики.
Возвратимся к "банному листу". На самом деле структура этого высказывания не совсем идентична структуре "Онегина", она принципиально сложнее. Хочется надеяться, что читатель уже убедился в том, что авторская интенция, проявляющаяся в метасюжете пушкинских мениппей, носит совершенно однозначный характер: наше восприятие его художественного замысла может варьироваться только в пределах наших собственных внутренних контекстов, но всегда в рамках авторской акцентуализации, и в этом отношении двух взаимоисключающих прочтений в принципе быть не может, поскольку Пушкин четко расставлял этические акценты.
Но вот кто-то сетует нам, что некий "третий" прицепился к нему, как банный лист. Наличие трех фабул — эпической, лирической и внешней, "авторской", выявить в данном случае не трудно, на первый взгляд это — достаточно тривиальная задача. Труднее другое — выявить тот первичный сюжет, который следует считать "истинным", соответствующим правде, а это всегда зависит от внешних контекстов; то есть "банный лист" — мениппея третьего, "открытого" типа — такая же, как и "Кокушкин мост" с пресловутой [ж...]. Но если в "Кокушкином мосте" установление личности "третьего" вносит полную ясность в характер авторской акцентуализации, то в "банном листе" вопрос остается открытым вплоть до того момента, пока мы не выясним, зачем этот "третий" "прицепился" к автору высказывания. Если он клянчит трояк на выпивку, то мы сочувствуем автору; если же он требует у автора возвратить деньги, которые тот три месяца назад одолжил "до получки", тогда совершенно иное дело, и в метасюжете появляется образ совершенно несимпатичного нам автора, который заставляет рассказчика своего высказывания извращать этические контексты. То есть, по сравнению с "Повестями Белкина" и "Евгением Онегиным", процесс выявления полного метасюжета в таком бытовом высказывании усложняется на одну структурную ступень.
Скажу больше: завершенное высказывание о "банном листе" на самом деле представляет собой два различных высказывания с неидентичной внутренней структурой. Действительно, когда выясняется, что автор высказывания — жертва приставалы-пьянчужки, то мениппеи не образуется вообще, поскольку интенция автора высказывания совпадает с интенцией его рассказчика, а несовпадение этих интенций — единственное условие появления многофабульности и многосюжетности; то есть, в данном случае для выявления истинной интенции автора высказывания в образовании метасюжета нет необходимости, эта интенция видна непосредственно в единственном сюжете высказывания.
Иное дело, когда оказывается, что автор высказывания заставляет своего рассказчика извращать этические контексты этого высказывания. В таком случае то, что автор стремится довести до нашего сознания, оказывается ложным сюжетом; нам приходится проделывать определенную интеллектуальную работу, чтобы выявить истинный сюжет ("виноват не "третий", а сам автор"); и вот теперь оба сюжета как знаки вступают во взаимодействие, при котором композиционным элементом является выявленное нами несовпадение интенций автора и рассказчика; в результате образуется метасюжет, в котором и только в котором и проявляется истинная интенция не совсем порядочного автора.
Нетрудно убедиться, что простенькое, состоящее всего из четырех слов бытовое высказывание в различных ситуациях может обретать либо эпическую структуру, в которой "банный лист" играет роль не более чем тропа, либо сложную структуру мениппеи. При этом следует обратить внимание на одно важное обстоятельство: всякий раз, когда мы слышим подобное высказывание и даем ему оценку, наше сознание проделывает весь объем описанных выше операций. То есть, вначале мы воспринимаем такое высказывание как эпическое (верим искренности автора), и лишь когда наша вера в эту искренность почему-то разрушается, появляется образ рассказчика с интенцией, не совпадающей с интенцией автора, и образуется мениппея с полным набором фабул и сюжетов. И, что самое важное, все эти операции совершаются нашим сознанием в автоматическом режиме в считаные доли секунды; несмотря на то, что мозг совершает довольно сложную работу, выбирая из двух возможных структур то ли эпическую, то ли мениппею, мы тем не менее совершенно не ощущаем никакого психологического дискомфорта, обрабатывая оба варианта без насилия над собственной психикой. То есть, вполне естественно. А это значит, что подобного рода структуры полностью вписываются в алгоритм работы нашего мозга. Значит, в принципе, восприятие художественных мениппей "больших форм" возможно на чисто интуитивном уровне, без утраты ощущения художественности?
Патриот-1:
"У Серёжи патриотизма много, а политической грамотности - ноль. Ни один грамотный человек не напишет про мнение Кремля или руку Москвы. В Кремле множество башен, а в Москве ещё больше политических течений, так что говорить о едином мнении Кремля или Москвы - признак безграмотности".
Патриот-2:
"Ну так как бы да. Но блять при этом, раздувая из историй, которые не стоят выеденного яйца (по итогам проверки) истерику он подрывает легитимность институтов власти. (...) Ничего не напоминает? Я блять искренне надеюсь, что это от непрофессионализма. Но пока из результатов его деятельности - только манипуляции, накачка негативом и снижение легитимности институтов власти".
Патриот-1:
"На мой взгляд, это уже планомерная работа. И ведется подобная работа топ-блогерами с начала,а где-то с середины лета. И принцип работы похож. В начале набирается большая аудитория, и аудитория в основном патриотически настроеных людей. Далее очень аккуратно ( правда иногда подгоняют и выходит не очень ) вкладывается мысль аудитории, что не все так однозначно, вкладываются сомнения и прочие прелести".
Патриот-2:
"НУ вот как бы да.
Причем, самое гадское в этой ситуации - враг может играть и двухходовку - т.е. я могу быть например агентом госдепа и пользуясь его промахами - начать дискредитировать все патриотическое интернет-движение. Или мы можем работать в паре с этой целью. Почти идеальный вариант - если ты не раскрыт - обсирается власть и расшатываются институты и их легитимность, раскрыт - убивается вера в патриотизм.
Вот такая вот ситуация мерзкая =("
[О распаде СССР]:
"Малость не так. Сама структура не изменилась, по крайней мере, резко. Изменилась - и тоже, видимо, постепенно - иммунная составляющая структуры, которая не должна была пропускать наверх Горбачева и таких, как он. Я, кажется, рассказывал - есть версия о том, что завербован был сотрудник КГБ, отвечавший именно за проверку высших должностных лиц, давно завербован, выращен и выдвинут на это место. И Горбачев просто по психопрофилю идеально подошел в качестве агента влияния, из всех доступных кандидатур".
Вот такая версия НЕИЗВЕСТНО ЧЕГО".
" - Ну, хватит с тебя, Бутырев, - заметил мастер. - Зайди обратно в ряд и стой покуда. М-да... А еще могу сказать, хотя лишь частично, чтобы не нарушить военного секрета, что вот эти мои ребятки хорошо ли, худо ли, а выполняют сейчас с превышением специальное задание. Да-с! Кое-какие деликатные вещицы соображают.
Мичман приподнял мохнатые брови:
- А я так полагал, что вы по части ремонта судов там и всего хозяйства прочего.
- Числимся по этой статье рубрики, но... - Корней Павлович лукаво прищурился, оглянулся и, снизив голос, продолжал: - Но ведь теперь знаете какое время. Военный момент. Вот, разрешите вам к случаю привесть, рассказ такой ходит. Работал один человек на эдаком заводе вполне мирного обихода и домашнего назначения, ну, словом, детские кровати они выпускали. И вот, стало быть, как война началась, взяли его в армию, пошел он на фронт. Ну, повоевал маленько, но вскорости ранение получил. И через это его откомандировали обратно по излечении на тот же завод. И тут просит его один знакомый дружок-приятель: "Никак, говорит, я ордера на кроватку получить не добьюсь, а сынишка из люльки вырос, так что пятки поверх торчмя торчат. Удружи, говорит, сообрази мне как-нибудь, по личному свойству, как мы есть с тобой старые знакомые и кумовья..." Ну, тот, значит, ему обещает похлопотать: "Поговорю, мол, с кем надо на заводе, а уж тебе по дружбе кровать сам соберу - первый сорт!" А работал он как раз, заметьте, в сборочном: по номерам, по деталям, готовые кровати собирал. Ну, стало быть взялся он за дело. Номер к номеру ставит согласно инструкции, приворачивает... Что, понимаешь, за притча?.. Как ни ладит, как ни собирает, а все вместо кроватки пулемет получается!.. Вот какая, значит, история. Суть смысла понятна вам?
Мичман смеялся, слегка согнувшись, собрав усы в кулак.
- Это вместо кроватки-то?.. Пулемет! Ах ты...
Корней Павлович похохатывал, довольный успехом своего рассказа, но вдруг оборвал смех, сурово кашлянул, одернул рукава и чуточку сконфуженно глянул на своих воспитанников: не сказал ли он чего-нибудь лишнего?"
gimli_m, "Апология монархического строя".
diunov, "Что должна представлять монархия после реставрации".
"Величайший враг спрячется там, где вы меньше всего будете его искать", — Юлий Цезарь, 75 г. до н. э.
"Единственный способ стать умнее — играть с более умным противником", — "Основы шахмат", 1883 г.
"Первое правило бизнеса — защищайте свои инвестиции", — "Этикет банкира", 1775 г.
"Войны нельзя избежать, её можно лишь отсрочить к выгоде вашего противника", — Никколо Макиавелли, 1502 г.
"Наконец, есть такое сложно формулируемое понятие, как "масонский миф". Это нечто вроде "конспирологии", но со знаком плюс - нами правят умные и заботящиеся о нашем благе мудрецы ("Психоисторический Штаб"), которые всегда готовы взять к себе на Олимп любого по-настоящему умного человека. Проблема в том, что по-настоящему умных людей очень и очень мало, поэтому истинным правителям и учителям приходится действовать так, как они действуют".