Война-1917

Я уже говорил (и собираюсь повторять это снова и снова), что меня очаровывают любые выстроенные концепции, в данном случае, концепции ведения боевых действий. Любая схема хороша, если она хорошо нарисована.

Для развлечения я могу, к примеру, раз за разом перечитывать мнение Герберта Уэллса о войне завтрашнего дня из его книги "Война и будущее"/"War and the Future" (1917). Которую, да, я уже цитировал, и не раз.

Тогда всех волновали такие, на наш взгляд, дурацкие темы, как роль лошади на современной войне, или количество и состав родов войск, из которых должна состоять армия.

Но дело в том, что, как я понимаю, в 19 веке сложилось чёткое и строгое представление о том, что такое война, как она протекает и кто в ней участвует.

Примерно такое:

Война - это занятие людей и лошадей.
Армия состоит из следующих родов войск: пехоты, кавалерии (лёгкой и тяжёлой), артиллерии.
Боевые действия состоят из трёх чётких стадий.
В начале стороны вводят свои войска на театр боевых действий, разворачивают их, маневрируют и ищут наиболее выгодную позицию для грядущей битвы. На этой стадии важнейшую роль играет лёгкая кавалерия - она ведёт разведку, определяет положение противника и выставляет истребительный заслон против его патрулей, прикрывая развёртывание основных сил.
Затем начинается само сражение, битва - кульминация боевых действий, где каждая из сторон пытается "обналичить" позиционное преимущество, выигранное на стадии развёртывания. В битве главную роль играет пехота, поддержанная артиллерией. В критический момент битвы в сражение вводится тяжёлая кавалерия, чья задача заключается в том, чтобы прорвать вражеские ряды в их самом уязвимом месте, и, таким образом, опрокинуть весь строй неприятеля. (Эта концепция безнадёжно устарела за десятки лет до Первой мировой, но она всё равно оставалась частью общественного сознания.)
После кульминации наступает стадия преследования. Одна из сторон понимает, что битву ей уже не выиграть, и начинает отступать, пытаясь сохранить оставшиеся силы, чтобы в дальнейшем перегруппироваться на новой позиции. Победитель, в свою очередь, хочет превратить отступление противника в разгром. Тут на первый план снова выходит кавалерия - она заранее отсекает и перекрывает возможные пути к отступлению, топчет деморализованную вражескую пехоту и захватывает вражескую артиллерию, не давая отвести её в тыл.

Первая мировая война прокатилась по этой идее шипастыми стальными гусеницами. Люди остались в вакууме. Старые представления оказались неадекватны действительности, а новых не было.

И вот в 1917 году Уэллс выпускает книгу, где предполагает следующий набор родов войск для войн 20 века:

1. "Пехотинцы с автотранспортом, насыщенные пулемётами, с танками и прочим оборудованием: таков первый род войск современной войны".

2. "Фабричные рабочие и всё, что составляет путь снаряда от завода и до орудия, образуют второй род войск".

3. "Третьим родом войск будет артиллерия, то есть орудия и самолёты фоторазведки, работающие вместе с орудиями".

4. "Потом, как мне кажется, мы должны определить инженеров и сапёров как четвёртый род войск, чьё значение сейчас сильно выросло".

5. "Пятым и последним родом войск является современный аналог кавалерии; он также по сути представляет собой авиацию, усиленную автомобилями. Среди французских командиров, с которыми я общался, несколько человек, кажется, разделяют мнение, что с лошадью на современной войне покончено полностью. Они заявили, что нет ничего такого, на что была бы способна конница, и что самолёт не смог бы сделать лучше".

Далее Уэллс пишет:

"Низколетящий самолёт делает всё то, что может сделать конница в плане дезорганизации противника, и намного больше, чем она способна совершить в плане подавления пулемётов. Он сможет с большей лёгкостью обеспечить захват отступающих орудий, просто разбомбив артиллерийские тягачи и расстреляв на бреющем полёте лошадей и людей. Идеальное преследование на современной войне будет состоят из продвижения вперёд орудий, автотранспорта с пехотой, мотоциклистов и велосипедистов, прикрытых дальним заслоном из разведывательных самолётов и ближним заслоном из бомбардировщиков и истребителей. Конница сможет наступать через поля и так далее, но только в качестве крайне вспомогательной составляющей общего наступления".

[Для информации, типичные современные рода войск сухопутных сил - это пехота, бронетанковые войска, артиллерия, армейское ПВО, армейская авиация. Плюс инженерные войска, по вкусу. ВВС, естественно, превратились в отдельный вид вооружённых сил, наравне с армией и флотом.]

Что меня радует в концепции Уэллса? Как видите, бронетехника у него делится на тяжёлую (т.е. танки), которая относится к пехоте, и лёгкую, которая относится к "воздушной кавалерии". (Тут хочется вспомнить классическую английскую "секцию бронеавтомобилей королевской морской авиации", а также чуть более позднюю "1-ю роту бронеавтомобилей королевских ВВС"). Самолёты, в свою очередь, делятся на разведчиков-корректировщиков, которые приписаны к артиллерии, и ударные самолёты, которые образуют "воздушную кавалерию".

Плюс, конечно, у него есть совершенно роскошный и монструозный "второй род войск", отвечающий за производство боеприпасов и их транспортировку к позициям артиллерии. Это одновременно войска снабжения, железнодорожные войска, войска охраны тыла - и, конечно же, тотально мобилизованные, построенные в шеренги и "прикреплённые" к станкам рабочие.

Сразу же возникает вопрос, как именно знаменитый английский фантаст представлял себе подобную войну, и представлял ли он её себе вообще. ("Тогда у людей вообще было плохо с визуализацией" - makarovslava.) С другой стороны, именно от Уэллса ждёшь попыток проиграть, "отваргеймить" описанное, хотя бы в уме - всё-таки, перед нами один из отцов современных коммерческих варгеймов.



Попробуем наложить описанное на вышеупомянутую старую схему классической европейской войны.

1. Сначала происходит развёртывание. Заменившая кавалерию авиация, при поддержке бронеавтомобилей и мотоциклистов, борется с аналогичными силами противника, пытаясь собрать информацию о неприятеле и выставить заслон против его разведчиков. Стороны прощупывают друг друга в поисках слабых мест и изучают ТВД. В это же время, в самом сердце страны, мобилизованные рабочие начинают массовый выпуск военной продукции, которая течёт к границе по железным дорогам, подобно потоку расплавленного металла. Там, где этому потоку не хватает места, он расширяет старое русло или находит новые пути. По этим же дорогам перебрасывается артиллерия, пехота, бронетехника.

2. Начинается долгая битва. Противники упёрлись друг в друга, образовав линию соприкосновения, линию фронта. С каждой стороны в небо утыкаются стволы могучей артиллерии. Артиллерия задаёт структуру фронта, а её, в свою очередь, подпирают "транспортно-промышленные войска", обеспечивающие порядок в тылу и бесперебойное производство и доставку снарядов из промышленного центра воюющей страны. Военные железные дороги обрастают параллельными линиями и выбрасывают новые отростки, пытаясь нащупать новые направления для экспансии, ещё не перекрытые противником. Артиллерия подавляет вражескую оборону и ведёт борьбу с артиллерией противника. Глазами артиллерии являются самолёты-разведчики. Артиллерию прикрывает пехота с автоматическими винтовками и пулемётами. Инженеры строят укрепления, расставляют минные поля, и, одновременно, пытаются демонтировать укрепления противника. Под прикрытием артиллерийского огня, по проходам, проделанным инженерами, в атаку идёт пехота на грузовиках, при поддержке танков. Если им удастся выбить противника и закрепиться на новых позициях, инженеры тут же начнут заново укреплять оборону, артиллерия передвинет свои позиции вперёд, а питающий войну поток продлит сам себя до новой отметки.

3. Преследование. Наконец, одна из сторон не выдерживает напряжения битвы и утрачивает свою структурную стабильность. Орудия захлёбываются, поток снарядов иссякает, фронт обваливается. В пробитую пехотой и танками брешь входит лёгкая бронетехника и авиация, чья задача - рассеять противника, предотвратить эвакуацию его артиллерии и перерезать неприятельскую железнодорожную сеть как можно ближе к источнику его силы.

P.S. И за всем этим, как логичное развитие этой идеи, стоит старый кошмар Уэллса - гигатанк, танк, слившийся с артиллерийским парком в одно утыканное стволами целое: сухопутный крейсер, медленно ползущий к вражеским промышленным районам, оставляя за собой широкую колею утрамбованного в грязь пейзажа. За этой мобильной крепостью, наверное, должна идти ещё одна гигантская машина, прокладывающая по этой колее железную дорогу, по которой из тыла будут доставляться припасы, топливо и снаряды для самоходного комплекса. Гусеничный гигант, в свою очередь, будет при необходимости выплёвывать из своих недр инженеров, пехоту, самолёты и малые танки. (В общем, Фёдор Березин об этом уже писал, в цикле о мире "Чёрного корабля".)

К предыдущему

Из серии литографий Джозефа Пеннела "Война в Англии":

Герберт Уэллс, "Война и будущее" (1917):

"Форму и материю будущей войны - если в будущем вообще будет война - нельзя ещё полностью разглядеть на современном поле боя. Одна ласточка весны не делает; дюжина аэропланов, "танк" или что-то ещё, несколько квадратных километров "лунного пейзажа" от воронок, пара деревенек тут и там, разбомбленных до неузнаваемости: всё это не более чем проблески грядущего зрелища модернизированной сухопутной войны. Естественное развитие событий превратило войну в монополию пяти великих индустриальных держав: перед ними стоит выбор, покончить ли с ней или совершенствовать её дальше; если они не смогут достичь согласия, тогда война вынужденно превратиться в такое ужасное зрелище, которое не под силу пока представить ни одному человеку. Да, мистер Пеннел, который недавно издал серию литографий с впечатлениями от войны, поступил мудро, изобразив на них не поле боя, а огромную индустриальную машину, которая подпирает и которая прорывается сквозь схватку благородных мужей в шпорах. Он являет нам великолепие и необъятность цехов и артиллерийских окопов, печей и шахт. Он показывает, насколько они велики и насколько ужасны. А между ними копошатся мелкие фигурки людей, полностью лишённые какой-либо власти, каких-либо индивидуальных качеств. Он оставляет зрителю сделать неизбежный вывод, что в нынешние времена, если мы не сможем изобрести способа покончить с войной, тогда подобные сгустки тьмы, гигантские фигуры, вспышки пламени и нависающие угрозы последуют за танками и растопчут разобщённое в своём беспорядке человечество.

Есть что-то потрясающее в этих незначительных и случайных людях, которых показывает нам мистер Пеннел. Человек не доминирует ни на одной из этих чудесных картин. Кто-то возможно скажет, что это несправедливо с точки зрения реального положения вещей: все эти скопления машин и мастерские, вся эта собранная в единое целое мощь и функция является творением изобретателей и деловых людей. Но не будет ли это слишком вольным толкованием слова "творение"? Допустим, Фальстаф - это "творение", как и Сикстинская капелла: в них мы бесспорно видим замысел - спланированный, осуществляемый, реализованный; но если взять всех этих изобретателей и деловых людей, не получится ли так, что они в своей деятельности просто подчинялись некими непреодолимым принципам, и не более того? Когда им нужен был уголь, они вынуждены были копать шахту определённым образом; когда им нужна была сталь, они вынуждены были делать это и это, а не, допустим, то-то и то-то; когда им нужна была прибыль, они были вынуждены покориться экономическим принципам. Они так мало задумывались о целях своей деятельности, что большинство из этих фабрикантов сейчас чуть ли не с оторопью говорит о том смертоносном деле, которому служат их плоды их труда. Внезапно для себя они обнаружили, что именно они ведут войну нового типа - подобно тому, как некий человек мог бы очнуться от наркотического бреда и обнаружить, что он пытается задушить собственную мать.

Так что слаборазличимые и ускользающие человеческие фигуры на литографиях мистера Пеннела кажутся мне весьма точным наблюдением. Для него все эти цеха, мастерские, подъёмные крамы и прочее являются нечеловеческими и чудесными объектами, подобно утёсам, глубоким пещерам, айсбергам или звёздам. Машины представляют собой не более чем новый аспект всё той же логики физической необходимости, которая привела к появлению всего вышеперечисленного, и он фиксирует величественность и красоту их масштабов с абсолютной беспристрастностью. Ведь они беспристрастны. Через все эти литографии проходит один насущный мотив, мотив предельных усилий западной цивилизации, которая пытается спасти саму себя и весь мир от господства реакционного немецкого империализма, вооружённого современной наукой. Иллюстрации подобраны так, чтобы проследить за жизнью артиллерийского снаряда, от рудника до артиллерийских позиций: чтобы полностью рассказать его историю, осталось бы показать только сложенные рядами снаряды, стреляющее орудие и взрыв в конце траектории. Эта тема сегодня задаёт смысл всей этой гигантской машинерии. Но завтра ей может придать смысл какая-нибудь иная и высшая цель. Эти гигантские существа, для которых инженер выступает хозяином и рабом, сами по себе не являются ни благими, ни злыми. Сегодня они производят разрушение, они служат мечу; завтра они будут возводить мосты, перевозить, давать жилище и вновь помогать людям.

И ради этого мира мы боремся с тупой несгибаемостью немецкой воли к власти".