Я тут порадовал себя, наконец-то прочёл пьесу Киршона "Большой день".
Эта типичное для того времени произведение о будущей войне. Пьеса была написана в 1936 году, поставлена в 1937 в театре Вахтангова, в том же году автора арестовали, а в 1938 расстреляли, как троцкиста.
Киршон был идейным коммунистом, то есть идейной сволочью, и на пулю вполне заработал. Участвовал в травле Булгакова и не только, вероятно был одним из прообразов коллективного портрета "Латунского, Лавровича и Аримана" из романа "Мастер и Маргарита". Когда очередь дошла до самого Киршона, жена Булгакова написала в дневнике, что есть Бог, есть Немезида. И да - бывшие товарищи, припомнив былые обиды, тут же накинулись на Киршона, изобличая его, как приспособленца и вредителя. Сам Булгаков, по понятным причинам, в этом участвовать не стал. Поняв, что ему конец, Киршон, как и положено таким людям, каялся, пресмыкался перед своими палачами и Хозяином, пытался вымолить себе жизнь. Короче, Киршона не жалко.
"Взять бы этого Канта, да на Соловки!", ага.
С другой стороны, Киршон не виноват в том, что родился гнидой, и в том, что советская власть поощряла таких людей и создавала им режим наибольшего благоприятствования. Та же власть потом отправляла своих верных псов на живодёрню за то, что они когда-то лизали руки Троцкого или Ягоды. Но кто же знал, что кошерное однажды станет некошерным? Кто мог угадать, что демонстративная лояльность обернётся доказательством вины? Так что, его всё-таки немного жалко. При другом режиме Киршон клепал бы коммерческие произведения и прочую заказуху, зарабатывая себе на честный хлеб с маслом.
***
Пьеса "Большой день" в наши дни известна только тем, что там со сцены впервые прозвучала написанная Киршоном песня "Я спросил у ясеня" ("...ясень не ответил мне, качая головой"), которую много лет спустя обессмертил фильм "Ирония судьбы". Уж не знаю, где Рязанов откопал её текст. Конечно, в 1937 году эта песня звучала под музыку Тихона Хренникова, а не Микаэла Таривердиева. Но несмотря на сложившееся в сети мнение, что первый и не сохранившийся вариант был ироничным и бодрым, я хотел бы отметить, что песня изначально писалась, как грустная (посмотрите на слова!),да и в тексте пьесы она маркирована, как грустная и серьёзная. Сразу после неё, чтобы развеять лиричную атмосферу, звучит задорная песня про сталинских соколов:
***
Итак, среди ничтожного процента людей, которые вообще слышали о существовании такого человечка, подавляющее большинство знает его, как автора текста песни "Я спросил у ясеня". Как ни смешно, мой путь к Киршону был совершенно другим. Летом 2016-го я сходил на "Римускую комедию" Леонина Зорина (автора "Покровских ворот") в театр Моссовета. Этот спектакль познакомил меня с феноменом советской драматургии, потому что это была та ещё дрянь, именно с точки зрения текста; актёры, декораторы и костюмеры отработали на отлично. Под впечатлением от увиденного, я стал читать про творческий путь Леонида Зорина. Зорин вскользь упоминал Афиногенова - забытого драматурга довоенных времён, который однажды написал пьесу "Страх" (1931) и случайно ухватил дух эпохи.
В пьесе "Страх" несимпатичный персонаж Бородин (русский биолог с мировым именем, которого по ошибке пощадили после революции, короче, недобиток) произносит монолог, где есть такие слова:
Афиногенов не собирался попадать в цель, но попал так, что сам не обрадовался. Я стал читать про Афиногенова, и в статье о нём наткнулся на упоминание его приятеля Киршона. (Когда над Киршоном сгустились тучи, Афиногенов, как советский человек, тут же от него отрёкся.) В статье упоминалась пьеса Киршона "Большой день", о будущей войне. Я мог пройти мимо такого? Нет. Текст, правда, попал ко мне далеко не сразу.
***
О пьесе нужно писать подробнее. Как ни странно, - я сам удивился - она мне даже понравилась, несмотря на все недостатки. Я ожидал чего-то намного более ужасного.
(продолжение следует...)
Эта типичное для того времени произведение о будущей войне. Пьеса была написана в 1936 году, поставлена в 1937 в театре Вахтангова, в том же году автора арестовали, а в 1938 расстреляли, как троцкиста.
Киршон был идейным коммунистом, то есть идейной сволочью, и на пулю вполне заработал. Участвовал в травле Булгакова и не только, вероятно был одним из прообразов коллективного портрета "Латунского, Лавровича и Аримана" из романа "Мастер и Маргарита". Когда очередь дошла до самого Киршона, жена Булгакова написала в дневнике, что есть Бог, есть Немезида. И да - бывшие товарищи, припомнив былые обиды, тут же накинулись на Киршона, изобличая его, как приспособленца и вредителя. Сам Булгаков, по понятным причинам, в этом участвовать не стал. Поняв, что ему конец, Киршон, как и положено таким людям, каялся, пресмыкался перед своими палачами и Хозяином, пытался вымолить себе жизнь. Короче, Киршона не жалко.
"На шестнадцатом съезде ВКП(б) 28 июня 1930 года прорабатывали философа Алексея Лосева за «Диалектику мифа», основной доклад делал Каганович, он же обозвал книгу черносотенной. Оправдываясь, пропустивший ее цензор-коммунист сказал, что Лосев представляет «оттенок философской мысли», а Киршон, добивая Лосева и цензора, закричал с трибуны: «Нам пора за подобные оттенки ставить к стенке!» Смех, аплодисменты. Правда, биографы Лосева не без ехидства замечают, что к стенке спустя ровно восемь лет и один месяц — 28 июля 1938 года — встал Киршон, а Лосев отделался ссылкой и прожил 94 года".
"Взять бы этого Канта, да на Соловки!", ага.
С другой стороны, Киршон не виноват в том, что родился гнидой, и в том, что советская власть поощряла таких людей и создавала им режим наибольшего благоприятствования. Та же власть потом отправляла своих верных псов на живодёрню за то, что они когда-то лизали руки Троцкого или Ягоды. Но кто же знал, что кошерное однажды станет некошерным? Кто мог угадать, что демонстративная лояльность обернётся доказательством вины? Так что, его всё-таки немного жалко. При другом режиме Киршон клепал бы коммерческие произведения и прочую заказуху, зарабатывая себе на честный хлеб с маслом.
***
Пьеса "Большой день" в наши дни известна только тем, что там со сцены впервые прозвучала написанная Киршоном песня "Я спросил у ясеня" ("...ясень не ответил мне, качая головой"), которую много лет спустя обессмертил фильм "Ирония судьбы". Уж не знаю, где Рязанов откопал её текст. Конечно, в 1937 году эта песня звучала под музыку Тихона Хренникова, а не Микаэла Таривердиева. Но несмотря на сложившееся в сети мнение, что первый и не сохранившийся вариант был ироничным и бодрым, я хотел бы отметить, что песня изначально писалась, как грустная (посмотрите на слова!),да и в тексте пьесы она маркирована, как грустная и серьёзная. Сразу после неё, чтобы развеять лиричную атмосферу, звучит задорная песня про сталинских соколов:
Анна Павловна. Грустная песня.
Лобов. А нельзя ли что-нибудь пободрее?
Валя. Хором споём, Зорька, садись к роялю. Ну, не выдавать, лётчики.
(Поют песню)
Работает с песней страна молодая,
К труду и веселью песня зовёт;
И Армия - наша семья боевая,
Со всею страною сегодня поёт.
Точен курс самолёта,
Зорок глаз пулемёта,
И отважен каждый пилот,
Как бойцы на границе,
Быстролётные птицы
Охраняют великий народ.
Враги собираются в чёрные стаи,
Над миром пылают зарницы войны,
Одно только слово пусть скажем нам Сталин,
И вылетят соколы славной страны.
Припев.
Лишь кончится песня, пропетая нами,
Быть может, тревога нас в бой позвовёт,
И, ринувшись вместе на встречу с врагами,
Нам ветер походную песню споёт.
Припев.
***
Итак, среди ничтожного процента людей, которые вообще слышали о существовании такого человечка, подавляющее большинство знает его, как автора текста песни "Я спросил у ясеня". Как ни смешно, мой путь к Киршону был совершенно другим. Летом 2016-го я сходил на "Римускую комедию" Леонина Зорина (автора "Покровских ворот") в театр Моссовета. Этот спектакль познакомил меня с феноменом советской драматургии, потому что это была та ещё дрянь, именно с точки зрения текста; актёры, декораторы и костюмеры отработали на отлично. Под впечатлением от увиденного, я стал читать про творческий путь Леонида Зорина. Зорин вскользь упоминал Афиногенова - забытого драматурга довоенных времён, который однажды написал пьесу "Страх" (1931) и случайно ухватил дух эпохи.
В пьесе "Страх" несимпатичный персонаж Бородин (русский биолог с мировым именем, которого по ошибке пощадили после революции, короче, недобиток) произносит монолог, где есть такие слова:
"...Восемьдесят процентов всех обследованных живут под вечным страхом окрика или потери социальной опоры. Молочница боится конфискации коровы, крестьянин - насильственной коллективизации, советский работник - непрерывных чисток, партийный работник боится обвинений в уклоне, научный работник - обвинения в идеализме, работник техники - обвинения во вредительстве. Мы живём в эпоху великого страха... Страх ходит за человеком. Человек становится недоверчивым, замкнутым, недобросовестным, неряшливым и беспринципным... Страх порождает прогулы, опоздание поездов, прорывы производства. Никто ничего не делает без окрика, без нанесения на чёрную доску, без угрозы посадить или выслать. Кролик, который увидел удава, не в состоянии двинуться с места, - его мускулы оцепенели, он покорно ждёт, пока удавные кольца сожмут и раздавят его. Мы все кролики. Можно ли после этого работать творчески? Разумеется, нет".
Афиногенов не собирался попадать в цель, но попал так, что сам не обрадовался. Я стал читать про Афиногенова, и в статье о нём наткнулся на упоминание его приятеля Киршона. (Когда над Киршоном сгустились тучи, Афиногенов, как советский человек, тут же от него отрёкся.) В статье упоминалась пьеса Киршона "Большой день", о будущей войне. Я мог пройти мимо такого? Нет. Текст, правда, попал ко мне далеко не сразу.
***
О пьесе нужно писать подробнее. Как ни странно, - я сам удивился - она мне даже понравилась, несмотря на все недостатки. Я ожидал чего-то намного более ужасного.
(продолжение следует...)