gest | О функциональной разнице между честью и совестью (Reply)

И опять же, уместная цитата из

"Возможности командира что-то изменять в преступных приказах, отданных его правительством и верховным командованием, приближаются к нулю. Вот, например, в декабре 1944 Сталин и ГКО постановили арестовать и депортировать на тяжелые принудработы в СССР этнических немцев от 17 до 45 лет и этнических немок от 18 до 30 лет из числа граждан Румынии, Венгрии, Югославии, Чехословакии и Болгарии (" Мобилизовать и интернировать с направлением для работы в СССР всех трудоспособных немцев в возрасте — мужчин от 17 до 45 лет, женщин — от 18 до 30 лет, находящихся на освобожденных Красной Армией территориях Румынии, Югославии, Венгрии, Болгарии и Чехословакии. Установить, что мобилизации подлежат немцы как немецкого и венгерского подданства, так и немцы — подданные Румынии, Югославии, Болгарии и Чехословакии"), что и было проведено силами НКВД и армии. Не говоря о прочем, из указанных стран Югославия и Болгария против СССР в войну не вступали, а на декабрь 1944 и они, и Румыния были союзниками СССР, а в январе 1945 таковым союзником стала и Венгрия. Депортировали с разлучением семей, естественно (при этом женщины, имеющие детей в возрасте до одного года, от вывоза в СССР освобождались).

Маршал Толбухин по своей инициативе отдал добавочный приказ по Румынии и Болгарии, по которому при неявке любого немца, вызванного на такую депортацию, все члены его семьи должны были рассматриваться как заложники за него и немедленно репрессироваться (вышестоящая инстанция одобрила. "Тов.Толбухиным издан приказ, которым все командующие армиями обязываются: а) объявить о мобилизации немцев через военных комендантов с предупреждением, что неявившиеся будут немедленно преданы суду Военного Трибунала, а семьи их — репрессированы"). Всего в СССР было депортировано по этому постановлению 112 тысяч человек из всего 550 тыс. немцев всех возрастов этих стран (еще 12 тыс. были арестованы и пригнаны на отборочный пункт, но там забракованы проверяющими НКВД как не подлежащие депортации: беременные, нетрудоспособные, духовные лица и ошибочно захваченные не-немцы. Их освободили на месте сбора и подавляющая их часть уцелела и вернулась по домам). Из депортированных около 30 тыс. умерло на работах, остальные почти все репатриированы в 1945-1950, примерно половина из этих остальных - по инвалидности и утрате работоспособности, примерно половина - просто репатриирована. Многим при репатриации не повезло: Румыния, например, отказалась принимать обратно своих граждан - этнических немцев, и их перенаправили в Германию, где при особо удачном стечении обстоятельств они могли бы и найти с течением времени своих родственников, если их тоже выслали в Германию, а не оставили в Румынии.

Любой имеющий человеческий облик наш военный (к Толбухину не относится) должен был рассматривать это мероприятие как преступное и позорное. Спрашивается, а что могли такие военные сделать против этого мероприятия? Ровным счетом ничего. Все, что могли - это не отдавать от себя дополнительных приказов, усугубляющих дело (вроде толбухинского). Тоже все как у всех".

Как всегда, он не отказал себе в удовольствии дополнительно расставить точки:

"Так что немецкие командиры, расстреливавшие мирных жителей "в ответ" на вылазки партизан, или Толбухин, грозящийся репрессировать родных уклониста за его уклонение, могли быть сколь угодно добрыми, великодушными, сострадательными, гуманными, или злыми, мелочными, садистскими и бессердечными - если они исходили из того, что так можно и нужно, то разница сказалась бы только на том, насколько часто и охотно они к этим мерам прибегали бы. На людей они непохожи именно тем, что считали, что так можно и нужно, хотя должны были отлично знать, что в их собственных странах еще совсем недавно считалось, что так нельзя, и что считалось так по соображениям принципиального порядка".

Бывает так, что человеку по должности приходится принимать участие в чём-нибудь крайне морально омерзительном. Ну там в массовой депортации, в этнических чистках, в организации еврейского гетто и в ликвидации еврейского гетто. При этом, сделать он ничего не может, кроме как отказаться быть "первым учеником" и не особо усердствовать. Он всего лишь винтик огромной равнодушной машины.

Нельзя было ничего сделать. Этого достаточно. Правда, расплачиваться за такое приходится угрызениями совести - если она есть, конечно. Такую боль приходится глушить, например, водкой. Говорят, водка хорошо притупляет душевную боль, отсюда её культовый статус.

Так вот, то немногое, что мы знаем о чести, говорит, что честь так не работает.