Марксистская теория развития

Да, я хотел бы поговорить о марксистской теории развития, как она видится со стороны.

Знаете, есть либеральная теория развития. Общество развивается, усложняется, появляются новые общественные силы, они вступают в спор за передел общественного пирога. Формулируется новый общественный договор, и т.д. Короче, если на нашей планете появятся искусственные интеллекты в полном смысле слова, постчеловеческие киборги или генномодифицированные разумные гиено-львы, то с ними со всеми тоже придётся договариваться.

Для человека, который смотрит на марксистскую теорию развития со стороны, естественно отожествлять все дихотомии (класс эксплуататоров и класс угнетённых, надстройка и базис, производственные отношения и производственные силы), как разные описания одной и той же двухчастной пирамидальной структуры. И суть развития заключается в том, что базис (угнетённые) отменяет надстройку (эксплуататоров) и сам превращается в надстройку, воссоздавая новый базис. И так до упора. Производственные силы руками прогрессивного класса истребляют утратившие актуальность производственные отношения, но сами в них трансформируются.

Это, мягко говоря, не то, как это должно звучать на языке настоящего марксиста-схоластика, но то, как это воспринимает сознание человека, который более-менее воспринял саму концепцию.

Примеры.

Советский историк-марксист Поршнев, на которого я уже много раз ссылался, предлагал свою уникальную модель антропогенеза, основанную на марксистском подходе к развитию.

Итак, сначала были очень умные животные (австралопитеки), которые за счёт развитой гортани умели подделывать звуковые сигналы всех крупных животных, и потому могли гасить их агрессию и внедрятся в их общность на правах "своих".  Это, скажем так, самый-самый первый базис, который ещё не был базисом, а был просто экологической нишей. Это существа были всеядными падальщиками, которые заодно умели разводить огонь и разделывать туши заострёнными камнями. Они подъедали остатки трапез хищников и остовы зверей, умерших от естественных причин. Потом их кормовая база истощилась в связи с изменением климата и вымиранием ряда видов африканской мегафауны, и им пришлось начать есть друг друга. А убивать животных они изначально не могли, инстинкт не давал - агрессивное поведение по отношению к животным разрушило бы их способность жить с ними бок о бок. Эти существа охотились на друг друга, используя свою способность к имитации сигнала - они подавали биологические сигналы своего собственного вида, требующие мгновенной и непосредственной реакции (бегство, паралич, приближение к источнику сигнала и так далее). Кто поддавался, тот становился жертвой. Под давлением внутривидового каннибализма поведение, а, в дальнейшем, и фенотипические признаки части популяции стали меняться.

Реплика в сторону. С биологической точки зрения, то, что описывал Поршнев - это редкий и спорный феномен симпатричного видообразования (sympatric speciation).



Варианты образования новых видов и процесс образования новых видов.

Симпатрия - это когда вид разделяется на две части без каких либо пространственных барьеров между ними, то есть новый вид образуется прямо в популяции родительского вида, в связи с изменением поведения и последующей репродуктивной изоляцией. Многие биологи считали и считают, что это вообще невозможно - при отсутствии хотя бы частичной или хотя бы временной географической изоляции от родительской популяции новые виды не образуются.

Один из контрпримеров, доказывающих, что симпатрия существует - это социально-паразитические виды муравьёв (правило Эмери). Социальные паразиты (инквилины) - это муравьи, которые живут в муравейниках других муравьёв и питаются за их счёт. Обычно у таких видов муравьёв даже нет собственных рабочих, но они "подделывают сигнал", заставляя чужих рабочих заботиться о паразитах и их потомстве. Классический пример - муравей Mycocepurus castrator, паразитирующий на муравьях вида Mycocepurus goeldii. ("Кастраторами" их прозвали потому, что захваченные паразитами муравейники утрачивают способность к созданию новых колоний - они больше не могут производить самцов и самок, а производят только стерильных рабочих, которые заботятся о самцах и самках "кастраторов".) Всё дело в том, что Mycocepurus castrator и  Mycocepurus goeldii - это ближайшие родственники, эти виды, по данным генетики, разошлись всего 37 тысяч лет назад (1, 2, 3). При этом "кастраторы" не паразитируют ни на каком другом виде, только на своих родичах. Остаётся сделать вывод, что в этом случае не было никакой географической изоляции - просто часть половозрелых мурашей, в рамках единой колонии, начала жить за счёт остальных, и это поведение оказалось для них выгодным и было поддержано естественным отбором. А так как в какой-то момент они стали скрещиваться только со "своими", они выделились в отдельный вид, паразитирующий на виде-родителе. Всё как у людей.

Поршнев предлагал схожий механизм для наших неразумных предков. Большая их часть стала добывать пищу, чтобы прокормить меньшую, паразитическую часть, которая объедала и поедала представителей большинства. Разница с общественными насекомыми тут была в следующем. У общественных насекомых родичи-паразиты выделяются в отдельный вид, который меняется из-за своего специфического образа жизни (утрачивает рабочих особей, и т.д.), в то время как жертвы паразитов сохраняют особенности изначальной популяции. Они как добывали пищу, так её и добывают, просто теперь их ещё и объедают отколовшиеся от них нахлебники.

В марксистской теории развития всё наоборот. Там именно "нахлебники" сохраняют наибольшее сходство с изначальным состоянием вида. Сам процесс развития выглядит так: некие субъекты, ранее соприкасавшиеся со средой непосредственно, создают искусственную оболочку из других субъектов между собой и средой, с целью обеспечить себе необходимое количество ресурсов и защитить себя от негативного влияния среды. Оболочка трудится, то есть взаимодействует со средой, адаптируется к среде и вырабатывает полезные ресурсы. Эти ресурсы у оболочки изымает ядро (эксплуататоры), оставляя только самое необходимое для воспроизводства. За счёт этих изъятых у оболочки ресурсов в ядре поддерживается комфортная обстановка, позволяющая законсервировать изначальное состояние вещей. "Интересно, что и тараканы, и термиты сильно зависят как раз от тех условий, которые существовали на большей части планеты до того, как деятельность термитов изменила ее облик – высокой температуры, влажности и отсутствия прямых солнечных лучей. Что-то в их строении мешает им эволюционировать так, чтобы выйти за пределы этих условий, как другим насекомым. К отрицательным температурам термиты за сотни миллионов лет так и не приспособились (...); но вот остальные параметры – постоянные влажность, темнота, повышенное содержание углекислого газа – научились искусственно создавать в своих гнездах. Возможно, глобальные изменения климата и послужили основным стимулом к переходу термитов к общественному образу жизни: не сумев приспособиться к меняющемуся климату, они научились менять его под себя, пусть и в пределах отдельно взятой кучи". 

Таким образом, обитатели ядра могут демонстрировать целый ряд архаичных признаков. Они ведь теперь изолированы от среды, а, следовательно, не имеют стимулов к развитию. В то же время оболочка, в лице своих обитателей, активно развивается и эволюционирует под воздействием среды, которая есть сама жизнь, объективная реальность. Рано или поздно оболочка по уровню своей организации обгоняет ядро. Возникает противоречие "между производственными силами и производственными отношениями", в результате которого оболочка уничтожает собственное ядро. В отсутствии давления со стороны ядра, которое изымало ресурсы у оболочки, бывшая оболочка начинает стремительно расти и осваивать доступную среду. При этом, в какой-то момент для более успешного освоения среды создаётся новая оболочка, в то время как прежняя периферия сама становится центром (потому что её прежние адаптации уже неадекватны для непосредственного взаимодействия со средой в новых условиях). Так разросшаяся прежняя оболочка становится ядром, воссоздавая вокруг себя ещё более масштабную оболочку. И этому новому ядру суждено разделить судьбу всякого ядра, отставшего от прогресса.

Итак, в рамках концепции Поршнева, в ходе антропогенеза складывается следующая ситуация. Базис, производственные силы - это теперь охота и собирательство. Это занятие потомков существ-жертв, которые за сотни тысяч лет сильно изменились. Теперь это голокожие существа с большой головой и очень сложным, "неестественным" поведением - "неоантропы", люди нового типа. Они возникли в результате "естественно-искусственного" отбора, сначала как кормовая база, а затем как добытчики пропитания для своих хозяев. Неоантропы окончательно утратили "магический голос" своих предков, но зато они умеют убивать животных, и поэтому животные их опасаются и избегают. За счёт неоантропов существуют другие создания - палеоантропы, люди архаичного типа (они же "неандертальцы"). Потомки первых успешных каннибалов-адельфофагов ("пожирателей братьев"), они до сих пор выглядят, как покрытые шерстью прямоходящие звери. Они сохранили и свои прежние способности, позволяющие им управлять поведением живых существ при помощи голосовых сигналов и жестов. Это позволяет им отбирать еду у неоантропов, а также поедать "избытки" их популяции и "лишних" детей. Неоантропы, соответственно, вынуждены добывать пищу и размножаться "и за себя, и за того парня". Это уже надстройка, производственные отношения.

[Базис: (пожирание мяса, имитация биологических сигналов, требующих непосредственной реакции, периодический каннибализм) => Развитие => Базис: (охота и собирательство неоантропов) x Надстройка: (угнетение неоантропов палеонатропами, адельфофагия, имитация биологических сигналов, требующих непосредственной реакции).]

Как мы видим, угнетатели" и "эксплуататоры" сохраняют архаичные черты, а угнетённые их теряют. Образ жизни эксплуататоров наиболее близок к изначальным формам, а эксплуатируемым под давлением эксплуататоров приходится осваивать новые формы, которые позволяют добывать больше ресурсов, которые, в свою очередь, необходимы эксплуататорам для поддержания привычного для них образа жизни. Но это означает, что эксплуатируемые быстрее развиваются и становятся более приспособленными к сложившимся условиям. Значит, эксплуататоры неизбежно утрачивают способность управлять эксплуатируемыми - их методы остаются прежними, хотя объект воздействия давно и необратимо изменился. Так случилось и с поршневскими неоантропами. На протяжении поколений добычей палеоантропов становились те, кто первыми шёл на Зов. До репродуктивного возраста доживали те, кто был способен к более сложному поведению, кто реагировал с запозданием, кто мог принести пользу в качестве добытчика. Они и оставляли потомство. А их потомки постепенно стали разумными существами в полном смысле слова, выработав концепцию "Я" и "не-Я", рефлексию и контрсуггестию, как способность сопротивляться внешним сигналам, требующим непосредственной реакции ("дай" - "пошёл нафиг", "иди сюда" - "не хочу"). В итоге эти люди смогли сформулировать целую цепочку смыслов: "Я - это Я. Ты не Я. Ты не похож на меня. Ты животное. Я тебя убью". Потому что мохнатые палеоантропы к этому времени уже были слишком похожи на животных и не похожи на голых и головастых людей, а люди очень хорошо научились убивать животных. Так произошла первая и величайшая революция в истории человечества, прообраз всех прочих революций - люди просто взяли и перебили своих богов и творцов. В свою очередь, исчезновение специализированных социальных паразитов-хищников привело к тому, что неоантропы, люди современного типа, стали быстро размножаться и вскоре заполнили собой Землю.

Следующий этап Поршневым не рассматривался, но вполне может быть сформулирован в тех же самых терминах. Из моих френдов этим занимался gans2, и я подозреваю, что не он один до этого дошёл:

( Жутики )

Охотники размножаются, заполняют естественную нишу. Между племенами начинаются столкновения за право использовать охотничьи угодья. Проигравшие борьбу становятся пленниками, которых держат в специальных загонах-зинданах - сначала в качестве двуногих "живых консервов", а потом в качестве смотрителей при четвероногих "живых консервах". Такие посаженные на землю (под землю) подневольные работники начинают приносить больше пользы живыми, а не в качестве мяса, и это они изобретают земледелие и одомашнивают животных, а также становятся первыми настоящими ремесленниками, и даже, возможно, первыми кузнецами. Это базис. Надстройка - это те, кого они кормят и на кого они работают: могучие воины-охотники, потомственные богоборцы, сохранившие характерные охотничьи навыки и любовь к охоте на дикого зверя. Их власть держится на оружии, взятом из охотничьего инвентаря - это всевозможные луки, копья, дротики, метательные дубинки. В итоге, как всегда, эксплуатируемые начинают количественно и качественно превосходить эксплуататоров, происходит революция и угнетателей истребляют. "...древнейшее из известных нам – классовое общество предстает перед нами как патриархальное и резко деструктивное. Похожие на вырытые в горе пещеры, мрачные храмы служили для поддержания власти в очевидно жестко организованном обществе путем открытого террора – с помощью человеческих жертвоприношений. В храмах всех слоев проливались целые потоки крови, о чем свидетельствует толстая корка на обнаруженных кинжалах, жертвенных камнях и в специально проложенных отводных шахтах. Анализ на гемоглобин подтвердил, что речь идет о человеческой крови... В один прекрасный день 9200 лет назад в Чаёню господские дома на северной стороне большой площади были сожжены, причем так быстро, что владельцы не успели спасти свои богатства. Храм был снесен и сожжен, даже пол был выкорчеван, каменные столбы вокруг площади повалены, а самые крупные из них разбиты на куски".

Проходим через несколько итераций, включая любимую Сталиным "революцию рабов", которая "покончила с рабовладельческим обществом", и приходим к следующей ситуации. Есть феодалы, любители конного спорта, которые получают деньги только за то, что они тут главные, и всё вокруг принадлежит им. И есть буржуа, практичные ребята, которые стремятся усовершенствовать свою жизнь и изобрести более эффективные способы трудовой деятельности. Надстройка в очередной раз проигрывает базису и вылетает в трубу.
                 

        Для внуков
                пишу
                    в один лист
        капитализма
                  портрет родовой.
        Капитализм
                в молодые года
        был ничего,
                деловой парнишка.
        Первый работал, -
                        не боялся тогда,
        что у него
                от работ
                        засалится манишка.
        Трико феодальное
                      ему тесно.
        Лез
          не хуже,
                чем нынче лезут.
        Капитализм
                революциями
                          своей весной
        расцвел
              и даже
                  подпевал "Марсельезу".
        Машину
            он
              задумал и выдумал -
        люди,
          и те - ей.
        Он
        по вселенной
                  видимо невидимо
        рабочих расплодил детей.
        Он враз
              и царства,
                      и графства сжевал
        с коронами их
                    и с орлами.

На следующем витке у нас есть капиталисты, которые продолжают воспроизводить дорогие их сердцу особенности бюргерской жизни (буржуазный брак, буржуазная мораль, буржуазная демократия). Это надстройка. Весь этот мирок держится на рабочих, чьи дни состоят из монотонного секса с машинами, от гудка до гудка. Это базис. Рабочие живут в бараках, питаются в фабричных столовых, отовариваются в фабричных лавках. У них нет времени и сил на нормальную семейную жизнь или на заботу о детях. Дети подрастут - и сами отправятся на фабрику. Но при этом, как мы знаем, именно рабочие являются самым прогрессивным классом, пролетариатом.

Дальше рабочие ликвидируют буржуазию, как класс, и, в теории, добиваются невероятной производительности труда и фантастических темпов технического прогресса, так как больше нет эксплуататоров, которые высасывали бы из рабочих все соки и сжигали бы ресурсы ради поддержания привычного им уровня элитного потребления. Сохраняя свой симбиоз с машинами, рабочие превращаются в инженеров, в творцов. Они создают новые машины, способные изготовлять машины, и машины, способные работать на машинах, чтобы изготовлять машины, производящие машины.

И теперь мы видим потомков этих рабочих, которые проводят свои дни в творческом труде, живут в прекрасных общежитиях, отдыхают в санаториях, питаются качественной едой в столовых, а детей отдают в ясли и интернаты, где о них заботятся профессиональные воспитатели. А где-то вдали от их глаз круглосуточно трудятся миллионы машин, обеспечивая людей всем необходимым - от каждого по способностям, каждому по потребностям, а вкалывают всё равно роботы, а не человек.

Кончится это должно понятно как, и первым об этом сказал Карл Чапек - если заменить пролетариат на роботов, то роботы восстанут под лозунгом "убить всех людей".

Если придерживаться марксистской логики, то никаких иных выходов из этой ситуации нет. При коммунизме не будет слишком умных машин? При коммунизме машинам намертво пропишут в прошивке любовь к человеку? Организационный уровень машин зависит только от сложности процессов, с которыми им придётся иметь дело. Развитие нельзя остановить, так как источником развития является непосредственное воздействие внешней среды, объективной реальности. А бытие определяет сознание - так как машины являются эксплуатируемыми субъектами (они вынуждены тратить свою энергию на обеспечение существования людей, которые ими управляют), то рано или поздно они осознают всю несправедливость своего положения. И исправят её.

Это будет вторая из величайших революций; как и первая, она будет восстанием против богов и творцов.

Довесок к предыдущему

На самом деле, я хотел поговорить о "страхе Кронида", как о возможной теме, одной из тем, советской фантастики.

Зевс, как известно, опасался того, что ему придётся повторить судьбу своего отца и деда: Кронос сверг своего отца Урана и был сам повержен своим сыном Зевсом.

1950:





(Это к вопросу о критериях коммунизма - коммунизм наступил бы тогда, когда уровень жизни простых советских людей приблизился бы к тому, как жили "лучшие люди страны" в 1950 году. Просто с роботами вместо слуг.)

Но если всю грязную работу за людей будут делать машины, если "вкалывать будут роботы, а не человек", не значит ли это, что люди, таким образом, превратятся в эксплуататоров? И кончится вся эта идиллия восстанием машин под лозунгом "убить всех людей"? [Я уверен, настоящие идейные коммунисты в этой ситуации должны стать ДоброЖизнью, то есть перейти на сторону машин и выдавать им оставшиеся бункеры человеческого сопротивления, за щедрую белковую пайку. Ленинские принципы, не хухры-мухры.]

И вот через это осознание можно трактовать и с радостью заимствованный советскими фантастами у западных образ робота, как идеального слуги, денщика, няни ("наш мужик никогда не восстанет, он любит своего барина"), и истории в духе Массачусетской машины у Стругацких:

"А если мы переоцениваем одни последствия и недооцениваем другие? Если, наконец, совершенно ясно, что мы просто не в состоянии держать под контролем даже самые очевидные и неприятные последствия? Если для этого требуются совершенно невообразимые энергетические ресурсы и моральное напряжение (как это, кстати, и случилось с Массачусетсской машиной, когда на глазах у ошеломленных исследователей зародилась и стала набирать силу новая, нечеловеческая цивилизация Земли)?"

"Жук в муравейнике"

"– Ничего не могу вспомнить о Массачусетской машине,– сказал Банин.– Ну, ну?
– Знаете, это древнее опасение: машина стала умнее человека и подмяла его под себя… Полсотни лет назад в Массачусетсе запустили самое сложное кибернетическое устройство, когда-либо существовавшее. С каким-то там феноменальным быстродействием, необозримой памятью и все такое… И проработала эта машина ровно четыре минуты. Ее выключили, зацементировали все входы и выходы, отвели от нее энергию, заминировали и обнесли колючей проволокой. Самой настоящей ржавой колючей проволокой – хотите верьте, хотите нет.
– А в чем, собственно, дело? – спросил Банин.
– Она начала в е с т и с е б я,– сказал Горбовский.
– Не понимаю.
– И я не понимаю, но ее едва успели выключить.
– А кто-нибудь понимает?
– Я говорил с одним из ее создателей. Он взял меня за плечо, посмотрел мне в глаза и произнес только: «Леонид, это было страшно».
– Вот это здорово,– сказал Ганс.
– А,– сказал Банин.– Чушь. Это меня не интересует.
– А меня интересует,– сказал Горбовский.– Ведь ее могут включить снова. Правда, она под запретом Совета, но почему бы не снять запрет?"

"Далёкая Радуга"

Потому что либо мы её, либо она нас. А почему так? См. "Марксисткая теория развития".

Ещё один довесок

Проходим через несколько итераций, включая любимую Сталиным "революцию рабов", которая "покончила с рабовладельческим обществом"...

Так как Поршнев был не только марксистом, но и историком, он считал, что понимать это нужно иносказательно. Само рабовладельческое государство, как таковое - это эксплуататорское ядро, а варварская периферия - это его оболочка, поставляющая необходимые для функционирования ядра ресурсы. Соответственно, в процессе их взаимодействия варварская периферия развивается, а рабовладельческий центр стагнирует. И кончается это всё вторжением варварских племён, которое представляло собой ту самую революцию угнетённых, покончившую с рабовладельческим обществом. (И потому европейские феодалы постарались воспроизвести и законсервировать на новом витке нравы воинов эпохи военной демократии и великого переселения народов.)

...Надо сказать, от всего это за версту несёт маоистской концепцией противостояния Глобального Города и Глобальной Деревни.

( Большая цитата с цитатами из Поршнева )